Краткое содержание, краткий пересказ
Краткое содержание рассказа
Художник Агеев жил в гостинице, в северном городе, приехал сюда писать рыбаков. Стояла осень. Над городом, над сизо-бурыми, заволоченными изморосью лесами неслись с запада низкие, свисающие облака, по десять раз на день начинало моросить, и озеро поднималось над городом свинцовой стеной. Утром Агеев подолгу лежал, курил натощак, смотрел на небо. Дождавшись двенадцати, когда открывался буфет, он спускался вниз, брал коньяку и медленно выпивал, постепенно чувствуя, как хорошо ему становится, как любит он всех и все — жизнь, людей, город и даже дождь. Потом выходил на улицу и бродил по городу часа два. Возвращался в гостиницу и ложился спать. А к вечеру снова спускался вниз в ресторан — огромный чадный зал, который он уже почти ненавидел.
К острову пароход подходил вечером. Уже видна была темная многошатровая церковь. Глухо и отдаленно сгорела короткая заря, стало смеркаться. У Вики было упрямое и обиженное лицо. Когда совсем близко подошли, стали видны ветряная мельница, прекрасная старинная изба, амбарные постройки — все неподвижное, пустое, музейное. Агеев усмехнулся: «Как раз для меня. Так сказать — на переднем крае». Гостиница на острове оказалась уютной — печка на кухне, три комнаты — все пустые. Хозяйка принесла простыни, и хорошо запахло чистым бельем. Вика со счастливым лицом повалилась на кровать: «Это гениально! Милый мой Адам, ты любишь жареную картошку?» Агеев вышел на улицу, потихоньку обошел церковь и присел на берегу озера. Ему было одиноко. Он сидел долго и слышал, как выходила и искала его Вика. Ему жалко было её, но горькая отчужденность, отрешенность от всех сошла на нею. Он вспомнил, что больные звери так скрываются — забиваются в недоступную глушь и лечатся там какой-то таинственной травой или умирают. «Где ты был?» — спросила Вика, когда он вернулся. Агеев не ответил. Они молча поужинали и легли, каждый на свою кровать. Погасили свет, но сон не шел. «А знаешь что? Я уеду, — сказала Вика, и Агеев почувствовал, как она ненавидит его. — С первым же пароходом уеду. Ты просто эгоист. Я эти два дня думала: кто же ты? Кто? И что это у тебя? А теперь знаю: эгоист. Говоришь о народе, об искусстве, а думаешь о себе — ни о ком, ни о ком, о себе. Зачем ты звал меня, зачем? Знаю теперь: поддакивать тебе, гладить тебя, да? Ну нет, милый, поищи другую дуру. Мне и сейчас стыдно, как я бегала в деканат, как врала: папа болен. » — «Замолчи, дура! — сказал Агеев с тоской, понимая, что все кончилось. — И катись отсюда!» Ему хотелось заплакать, как в детстве, но плакать он давно не мог.
На следующее утро Агеев взял лодку и уплыл на соседний остров в магазин. Купил бутылку водки, папирос, закуску. «Здорово, браток! — окликнул его местный рыбак. — Художник? С острова? А то приезжай к нам в бригаду. Мы художников любим. И ребята у нас ничего. Мы тебя ухой кормить будем. У нас весело, девки как загогочут, так на всю ночь. Весело живем!» — «Обязательно приеду!» — радостно сказал Агеев. Возвращался Агеев в полной тишине и безветрии. С востока почти черной стеной вставала дождевая туча, с запада солнце лило свой последний свет, и все освещенное им — остров, церковь, мельница — казалось на фоне тучи зловеще-красным. Далеко на горизонте повисла радуга, И Агеев вдруг почувствовал, что ему хочется рисовать.
В гостинице он увидел вещи Вики уже собранными. У Агеева дрогнуло в душе, но он промолчал и начал раскладывать по подоконникам и кроватям картонки, тюбики с краской, перебирать кисти. Вика смотрела с удивлением. Потом он достал водку: «Выпьем на прощание?» Вика отставила свою стопку. Лицо её дрожало. Агеев встал и отошел к окну. На пристань они вышли уже в темноте. Агеев потоптался возле Вики, потом отошел, поднялся выше на берег. Внезапно по небу промчался как бы вздох — звезды дрогнули, затрепетали. Из-за немой черноты церкви, расходясь лучами, колыхалось, сжималось и распухало слабое голубовато-золотистое северное сияние. И когда оно разгоралось, все начинало светиться: вода, берег, камни, мокрая трава. Агеев вдруг ногами и сердцем почувствовал, как поворачивалась земля, и на этой земле, на островке под бесконечным небом, был он, и от него уезжала она. От Адама уходила Ева. «Ты видел северное сияние? Это оно, да?» — спросила Вика, когда он вернулся на пристань. «Видел», — ответил Агеев и покашлял. Пароход причаливал. «Ну, валяй! — сказал Агеев и потрепал её по плечу. — Счастливо!» Губы у Вики дрожали. «Прощай!» — сказала она и, не оглядываясь, поднялась на палубу.
Покурив и постояв, пошел в теплую гостиницу и Агеев. Северное сияние еще вспыхивало, но уже слабо, и было одного цвета — белого.
Краткий пересказ «Во сне ты горько плакал»
Рассказ начинается с приятного летнего дня. Рассказчик, молодой отец, вышел во двор своего дома для того, чтобы побеседовать со своим другом. В этом время его сын и собака гуляют неподалеку, и это зрелище очень умиляет главного героя. Он наслаждается всем, что происходит вокруг: приятной погодой, солнцем, любимыми людьми рядом, покоем на душе.
Далее действие переносится к поздней осени, когда все круг уже замерзает, и начинает падать мелкий снег. Отец и сын снова выходят на прогулку, и весь их путь наполнен воспоминаниями о совсем еще недавних, но одновременно таких далеких днях… Счастливых днях, когда друг рассказчика был еще рядом с ним. Этой осенью он застрелился. В последнюю их встречу Митя рассуждал о том, каким большим и прекрасным мир оказался ему в детстве, и как уродливо он уменьшался по мере взросления…
Продолжая читать кратко «Во сне ты горько плакал» Казакова мы видим, как рассказчик проводит параллель между своим умершим другом и маленьким сыном. Он думает о том, что и для его сына мир сейчас большой и прекрасный, однако почему-то малыш все равно плачет по ночам. А ведь друг его в последний их разговор тоже заплакал…
Сыну главного героя всего полтора года. Однако он будет взрослеть с каждым днем, и от этого никуда не деться. Рассказчик думает о том, что со временем его главное сокровище, самый близкий человек, тоже войдет в большую жизнь и будет постепенно отдаляться от него. Главного героя пугает эта перспектива, но от нее тоже не удастся убежать. В конечном итоге, каждый человек остается наедине со своими мыслями… И те, кто не может с ними справиться, стреляют себе в голову.
В финале произведения рассказчик замечает, что на какое-то мгновение у его сына меняется взгляд. В нем есть какое-то тайное понимание это мира, недоступное другим… Именно в этот момент главный герой осознает, что душа сына постепенно отделяется от его собственной и уходит в самостоятельную жизнь – полное их разделение становится только вопросом времени.
Популярные сегодня пересказы
Деревня Софониха в одночасье вспыхнула и сгорела. Крестьяне, лишенные имущества, остались нищими. На пожаре погибли двое – старая Прасковья и вдовий сын Петька.
В этом году автор отпраздновал сорокалетие, и конечно, новогоднюю елку он видел не меньше сорока раз за жизнь, но навсегда ему запомнилась одна.
В рассказе говорится о людях, волею судьбы оказавшихся в одном купе поезда. Поезд отправлялся из южного города в Москву. Несмотря на октябрь, было тепло. Отъезжающих на перроне было много.
Повесть Бианки рассказывает об охоте за лосем Одинцом. История начинается с того, как три собаки окружают могучего лося, который понимает, что наиболее опасным являются не они, но охотник
Основная идея произведения
Главная тема этого рассказа – это одиночество. Даже если у человека есть друзья и семья, свой путь он все равно проходит один. Есть вещи, которыми нельзя поделиться с другими, и они толкают на самоубийства, и в этом виновато как раз одиночество. Но можно ли что-то с ним сделать? Едва ли
Можно только убедить себя, что ты сделал в жизни что-то важное и что ты кому-то нужен. Но одиночество всегда будет поджидать тебя за порогом
Автор вспоминает наблюдения за своим полуторогодовалым сыном Алешей, в то время, когда они жили летом на даче в Абрамцеве.
Осенью застрелился их сосед по даче – писатель Дмитрий Голубков. Но пока, он был еще жив, разговаривал возле дома с автором, а Алеша играл рядом.
Автор хотел бы узнать, какие мысли были в голове у его товарища в минуту самоубийства. Вспоминает, что сам дал другу патроны.
Дмитрий был всегда деятелен и бодр и подавал пример Казакову своим образом жизни. Но однажды, в октябре, за три недели до гибели, с грустью заявил, что надеется взяться за большой роман и заплакал. Говорил о том, как хотел бы научить любить своих детей их родную землю. Строил планы на зиму.
Автор представлял, что было бы, если бы он оаказался рядом со своим другом в тот злополучный вечер. Сумел бы он его остановить или не сумел? Пытался восстановить цепь событий в последние часы и минуты жизни друга.
Вернувшись в воспоминаниях в тот летний день, когда Дмитрий был еще жив, он припомнил, как простившись с ним, пошел с сыном гулять по окрестностям дачи. Переменчивая погода не давала скучать. Спаниэль Чиф радостно сопровождал путешественников. Мальчик семенил ножками по дороге, а его отец, наблюдая за ним, вспоминал и себя таким же маленьким.
Вспомнил, как с матерью стояли в поле и смотрели на отца, стоявшего в шеренге. К нему нельзя было подходить, он махал жене и сыну в ответ. И как с другими маленькими детьми, побежал он тогда к отцу, неся ему узелок с едой, не понимая, почему лицо отца его было так тревожно.
На прогулке писатель с сыном дошел до недостроенной ротонды, которая поражала Алешу своей красотой. Увидели белку и ежика. Отец объяснял сыну впервые увиденные им явления, сын улыбался и думал о чем-то своем.
Отец вспомнил, как впервые обнял сверток с лежавшим в нем новорожденным Алешей, как его впервые пеленали, как закрутились домашние хлопоты в связи с его рождением. Как на 4-ый день сын стал узнавать отца и какие чувства происходили в душе его.
Вспомнил первую зиму Алеши в Абрамцеве и катаниях на санках, после которых сын крепко засыпал.
У ротонды вновь наблюдал за поведением ребенка и за его реакциями на окружающий мир
С интересом и осторожностью рассматривал сын каждый камушек и травинку у себя на ладошке. На речке бросал камни и смотрел как они оставляют следы
Дошли они до сенокоса на большом лугу. Это место называлось радонежским, бывшим удельным княжеством Московским. Давно пропал Радонеж, только лишь память осталось о нем.
Писатель запомнил этот день как один из счастливейших дней жизни, когда тихая размеренная жизнь была прекрасна и безопасна. И думал о том, что этот день не вспомнит его сын, так как по обычаю все мы вспоминаем себя с более сознательного возраста – 5-6- ти лет. Но что же происходит в сознании Алеши, когда он так вдумчиво рассматривает мир и улыбается?
Уложив сына спать, писатель стал думать о будущей его жизни. Ребенок стал плакать во сне. И проснувшись, тянул к отцу свои ручки. Слезы еще текли, и отец утешал сына, отвлекая его котом Васькой, рукомойником, висящим на стене, разговорами о маме. Ребенок смотрел на отца серьезно. И писатель почувствовал, что перед ним уже отдельная личность, сформировавшаяся душа, и с каждым годом эта душа будет отдаляться от него, и вскоре сын пойдет своей дорогой. Отцу тоже захотелось плакать от этих горьких мыслей.
Переводы гейне на русский язык
Помощь
Каждый вопрос экзамена может иметь несколько ответов от разных авторов. Ответ может содержать текст, формулы, картинки. Удалить или редактировать вопрос может автор экзамена или автор ответа на экзамен.
Первым Гейне стал переводить Тютчев.
Переводили его: Тютчев, Лермонтов, Фет, Писарев, Аполон Григорьев, Саша Черный, Маршак, Михаил Михайлов (перевл >100 стихов), Костомаров (но переводил плохо, из зависти написал донос на Михайлова), Блок
Примеры: лермонтовские переводы особенные. Поэт никогда не ставил задачи просто изложения содержания, копирования образов, перенесения в русский текст ритма немецкого оригинала. На мой взгляд, переводы Лермонтова точнее назвать перепевами или стихотворениями, созданными на мотив стихотворений немецких поэтов.
Sie liebten sich beide, doch keiner Wollt’es dem andern gestehn. Heine *
Они любили друг друга так долго и нежно, С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной! Но, как враги, избегали признанья и встречи, И были пусты и хладны их краткие речи.
К стихотворению «На севере диком стоит одиноко», т.е. ко всем известному переводу из Г. Гейне, Лермонтов пришел, так сказать, в два этапа! Существует две редакции перевода. Полностью сохраняя сразу найденный чудесный мелодичный ритм, благодаря которому чувствуешь, как качается сосна в своей дреме, как мечтает — бредит во сне, поэт-переводчик многое изменяет в образном строе стихотворения, делая образ более выразительным. Сравним:
На холодной и голой вершине Стоит одиноко сосна, И дремлет… под снегом сыпучим, Качаяся, дремлет она.
(Первая редакция) На севере диком стоит одиноко На голой вершине сосна И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим Одета, как ризой, она.
(Вторая редакция) Полный вариант: На севере диком стоит одиноко На голой вершине сосна И дремлет качаясь, и снегом сыпучим Одета как ризой она.
И снится ей всё, что в пустыне далекой — В том крае, где солнца восход, Одна и грустна на утёсе горючем Прекрасная пальма растет.
Поэт все дальше отходит от немецкого оригинала. К тому же Лермонтов сразу изменяет саму идею Гейне, проводя свою собственную мысль. По-немецки «сосна» (ein Fichtenbaum) — слово мужского рода, у Гейне речь шла о судьбе влюбленных, которым не суждено встретиться. В переводе того же стихотворения на русский язык, сделанного до Лермонтова Ф. И. Тютчевым, вместо сосны — кедр, т.е. Тютчев сохранил идею одиноких влюбленных! А у Лермонтова: сосна и пальма. Это раздумья поэта просто об одиночестве, о поисках родной души, что тебя поймет.
Ф. И. Тютчев. С чужой стороны
На севере мрачном, на дикой скале Кедр одинокий под снегом белеет, И сладко заснул он в инистой мгле, И сон его вьюга лелеет. Про юную пальму всё снится ему, Что в дальных пределах Востока, Под пламенным небом, на знойном холму Стоит и цветет, одинока.
— писала Маргарита Алигер.
«Не знаю, о чем я тоскую, Покоя душе моей нет. Забыть ни на миг не могу я Преданье далеких лет.
Дохнуло прохладой. Темнеет. Струится река в тишине. Вершина горы пламенеет Над Рейном в закатном огне.
Девушка в светлом наряде Сидит над обрывом крутым, И блещут, как золото, пряди Под гребнем ее золотым.
Проводит по золоту гребнем И песню поет она. И власти и силы волшебной Зовущая песня полна.
Пловец в челноке беззащитном С тоскою глядит в вышину. Несется он к скалам гранитным; Но видит ее одну.
А скалы кругом все отвесней, А волны – круче и злей. И, верно, погубит песней Пловца и челнок Лорелей».
Во сне ты горько плакал (сборник) — читать онлайн ознакомительный отрывок
Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Во сне ты горько плакал (сборник)», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сделать
– А? Чего? – поднял тот голову. Шапка у него свалилась, он сел, нашарил ее, нахлобучил, потер глаза.
– Пора?
– Надо идить, в самое время на месте будем.
Мы затоптали костер, сполоснули чайник снежной водой, положили кружки, сахар и оставшийся хлеб в котомку, хозяин закинул ее за спину, и мы пошли на восток от тропы, которая еле угадывалась, пошли в ночную синеву, в туман и холод, и ружья наши были давно заряжены и готовы для убийства древних прекрасных птиц, еще молчавших в предчувствии любви и смерти.
Неяркая, зеленовато-желтая заря переместилась уже к северо-востоку, небеса были глубоки и чисты, но мох под ногами – темен. Темны были и громоздящиеся друг на друга стволы, надо было перелезать их, страшно было споткнуться, затрещать, и мы все глядели напряженно под ноги, тогда как хотелось смотреть вверх.
Мы уже порядочно отошли от тропы в сторону тока, и чем дальше, тем шли осторожнее, как вдруг хозяин наш закашлялся. Как подбитый, повалился он тут же на землю, успев одновременно стащить с головы шапку. Уткнувшись лицом в шапку, он долго глухо кашлял, перхал, и лопатки его под телогрейкой сотрясались.
Наконец он поднял голову, чтобы отдышаться.
– Ухи отрежь… – сипло, невнятно попросил он, протягивая проводнику свою шапку.
– Чего? – не понял проводник.
– Ухи!.. Ухи, говорю, отрежь! Слушать мешают…
– А-а! – проводник как будто обрадовался, что может что-то сделать, быстро вытащил нож из ножен и с удовольствием отрезал уши у шапки.
Поднявшись, хозяин наш на подгибающихся ногах, будто падая, поспешил на поляну и замер, приложив совки ладоней к ушам и вытянув шею. Приятель мой качнулся несколько вправо и тоже замер. Я оглянулся – мне показалось сначала, что проводник наш оправляется, но это он так слушал – присев на корточки.
Мы оттопыривали уши, затаивали дыхание, рты наши были раскрыты. Хотелось закурить, но курить мы не осмеливались. Свет усиливался с каждой минутой, мох седел и зеленел внизу, небо будто удалялось от нас, а сосновые ветви все чернели, и уже различимы были все хвоинки… Шорох одежды слышался резко, когда кто-нибудь из нас переменял положение, тетерева проснулись и токовали вдали со всех сторон, журчали и булькали непрерывно, и хоть в нашем бору держалась еще тень, мне воображались розовеющие березы по краям болот и тетерева на березах, раздувшиеся, готовые слететь вниз для драки, переступающие своими роговыми лапками, – и вздрагивающие, гнущиеся под их тяжестью ветки.
И глухари проснулись уже, мы это знали, но ни один еще не шевельнулся, ни один не развернул веером свой хвост, не вытянул шею…
Неужели, думал я, сейчас все произойдет, и я услышу и увижу то, о чем с таким упоением читал в зимние, голодные, военные вечера? Неужели сейчас он цокнет, как ногтем по табакерке, вслушается, снова цокнет, потом еще и еще, чаще и чаще, и засвиристит, заскиркает, тряся своей бородой, а я, спотыкаясь о коряги, стану скакать на это скирканье? Неужели бывает, что, когда долго кричишь, тебя кто-то и услышит – человек ли, судьба ли?..
А было это на Севере, в пустыне, в мае, в счастливую пору.
Примечания
1
«Во сне я горько плакал…» (Г. Гейне. «Книга песен». Перевод В. Зоргенфрея). – Ред.
2
Печура – точильный камень.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сделать
Автор: Сергей Лузан
ИЗ АВТОБИОГРАФИЧЕСКОГО
(Публикуется не впервые)
Родился своевременно. Не знаю, что на меня нашло, и сам этого не помню, однако очевидцы готовы подтвердить. За прошедший с того момента период несколько изменился, даже успел слегка подрасти. До начала горбачёвских реформ удалось бесплатно получить за государственный счёт три высших образования (Экон. ф-т МГУ (1980), Филол. ф-т МГУ (нем.) (1979), Иняз (англ.) (1984)). Как и было положено тогда начинающим юмористам, успел поработать (1980-1983) в НИИ. Начало реформ (1987) отметил защитой кандидатской на кафедре управления Г.Х. Попова и уходом в бизнес. Был председателем Мосгорклуба писателей-сатириков, директором МКЦ «Полиэкос», МП «Лютри» и ГМВП «Русь» одновременно. Прошёл три КРУ и пять ОБХССов. После краха Советского Союза налоговая инспекция захотела получить с меня сразу все налоги бывшего Сов. Союза, поэтому из бизнеса ушёл, видимо, из-за нехватки криминальных талантов, о чём не жалею. Отрываясь от литературных занятий, преподавания испанского, немецкого и английского успел поработать зав. отделом переводов в финансовых компаниях «АКТА» и «Мангроув груп» (см. цикл рассказов) и ещё на кое-какие немецкие, английские и американские фирмы. Знаю, что многие удивятся, но печататься (1982) я начал только после того, как родился (1957), а не наоборот. Печатаю юм. рассказы, микроюморески, афоризмы, последнее время — стихи. Газеты, журналы, радио, телевидение — свыше 1000 раз в более чем 300 редакциях. И даже 15 научных публикаций. Переводился на чешский, словацкий, болгарский. Сам перевожу с английского, немецкого и испанского. Выпустил три книги — афоризмов, анекдотов, стихов, талантливо оформленных карикатурами моего друга-художника — питерца Михаила Ларичева. Четвёртую и пятую тоже, а 6-ая — на подходе. Являюсь самым лучшим юмористом среди экономистов со степенью и одним из лучших экономистов среди юмористов и сатириков. Больше всего мои книжки любят читать ветераны-фронтовики и военные. Почему — не знаю. Хотя остальным тоже нравится. Самые любимые у себя произведения — пока не напечатанные, книги — пока не проданные. Правда, и того, и другого становится всё меньше и меньше. О друзьях и знакомых не пишу, за единственным исключением. Исключение пока не обижается. Любителей клубнички ничем порадовать не могу — жена замужем, я женат, сын — студент-юрист. Поэтому пока приходится радовать или, по крайней мере, смешить всех остальных — читателей, зрителей, слушателей, редакторов, звукоинженеров, видеооператоров. Количество выездов за рубеж строго соответствует количеству возвращений. Над собой почти не работаю — ограничиваюсь утренней зарядкой. Все сэкономленные таким образом силы растрачиваю на литературные произведения. Читаю много, чтобы по возможности никого не повторять. Живу в Новопеределкино, г. Москва.
Лауреат и призёр не слишком большого ряда конкурсов, в т.ч. в Сети, а также ряда изданий.
По Конкурсу шуток Премии Рунета
http://www.premiaruneta.ru/premia-2007/jokes/sent/ — 1 место
Текст «Когда-то на Кубе» по итогам голосования занял 3-е место на конкурсе «Курьёзы переводчика» в честь Международного дня переводчика сайта «Перевод.ру» 20.09.2013
http://www.perewod.ru/competition/478/
ПРИЗ «ЧИТАТЕЛЬСКИХ» СИМПАТИЙ «И В СУДАНЕ ЛЮДИ ЖИВУТ …»
http://www.perewod.ru/competition2/723/
Посмотреть все записи автора Сергей Лузан
Связанные цитаты
Прошлой ночью я плакал. Я плакала, потому что процесс, благодаря которому я стала женщиной, был болезненным. Я плакал, потому что больше не был ребенком с детской слепой верой. Я плакал, потому что мои глаза открылись для реальности… Я плакал, потому что не мог больше верить, а я люблю верить. Я все еще могу страстно любить, не веря. Это значит, что я люблю по-человечески. Я плакал, потому что потерял боль и еще не привык к ее отсутствию.
Раньше я мечтал о воинственных мечтах захватить Америку, чтобы показать этим белым людям, как это должно быть сделано. Раньше я мечтал о радикальных мечтах о том, чтобы сдуть всех с ног благодаря своим способностям к правильному анализу. Раньше я даже думал, что я буду тем, кто остановится. бунт и переговоры о мире, тогда я проснулся и выкопал, что если бы мне снились естественные сны о том, чтобы быть естественной женщиной, делающей то, что женщина делает, когда она естественная, у меня была бы революция.
Двое стариков, бывших на всю жизнь врагами, Встретились у могилы и заплакали — и в этих слезах Смыли память о раздоре; Потом снова оплакивал потерю всех тех лет.
Мне снилось, что я говорила на чужом языке, мне снилось, что я жила в чужой шкуре, мне снилось, что я моя возлюбленная, мне снилось, что я тигриная родня. Мне снилось, что Эдем жил во мне, И когда я дышал, возник сад, Мне снилось, что я знаю все Творение, Мне снилось, что я знаю имя Творца. Я мечтал, и этот сон был самым прекрасным, Что все, что я мечтал, было настоящим и истинным, И мы будем жить в радости вечно, Ты во мне, и я в тебе.
Мечты могут быть невозможными, но все же о них мечтают.
Я годами мечтал о пейзажах, и мои сны играют огромную роль в моей работе. На самом деле, когда я впервые начал рисовать пейзажи, я чувствовал себя неуверенно в этом стиле, и сны были для меня чем-то вроде положительных предзнаменований, и я написал несколько картин, которые были точными копиями образов, пришедших мне во сне.
У меня только два вида снов: плохие и ужасные. Плохие сны, с которыми я могу справиться. Это просто кошмары, и конец в конце концов. Я проснулся. Страшные сны — это хорошие сны. В моих страшных снах все хорошо. Я все еще с компанией. Я все еще похож на себя. Ни одного из последних пяти лет не произошло. Иногда я женат. Когда-то у меня даже были дети. Я даже знал их имена. Все замечательно, нормально и прекрасно. А потом я просыпаюсь, и я все еще я. И я все еще здесь. И это действительно ужасно.
Так ты избегаешь меня? — ты заткнись и горюй в одиночестве! Я бы предпочел, чтобы вы пришли и упрекнули меня с яростью. Вы страстны: я ожидал какой-то сцены. Я был готов к горячему дождю слез; только я хотел, чтобы они пролились на моей груди: теперь их получил бессмысленный пол или твой промокший платок. Но я ошибаюсь: вы совсем не плакали! Я вижу белую щеку и потускневший глаз, но ни следа слез. Я полагаю, что ваше сердце плакало кровью?
Лучше видеть тысячу снов, которых никогда не было, чем вообще никогда не видеть снов.
Все, что мне снилось о докторе Джекилле, это то, что одного человека запихнули в шкаф, когда он проглотил наркотик и превратился в другое существо. Я проснулся и сразу сказал, что нашел то недостающее звено, которое так долго искал, и, прежде чем я снова заснул, мне были ясны почти все детали истории, как она есть. Другое дело, конечно, написать.
Я заснул, читая скучную книгу, и мне снилось, что я продолжаю читать, поэтому я проснулся от чистой скуки.
Когда я шел по пустыне этого мира, я наткнулся на одно место, где была берлога; и я лег на том месте спать; и во сне мне приснился сон. Мне приснилось, и вот, я вижу человека, одетого в рубище, стоящего на одном месте, лицом своим от дома своего, в руке его книга, и на спине его большая ноша. Я взглянул и увидел, как он открыл книгу и прочитал в ней; и, читая, он плакал и дрожал; и, не в силах больше сдерживаться, вырывался с жалобным воплем; говоря: «Что мне делать?»
Я хочу продолжать петь в 70 лет. Я хочу открыться мечтам, о которых даже не мечтал.
Моя мать мечтала о Хоакине и обо мне задолго до того, как мы смогли мечтать о них сами.
Когда Александр покорил мир и оплакивал, что не осталось никого, кто мог бы оспорить его оружие, его слезы были невольной данью монархии, которой он не знал, власти человека над собой.
Его глаза были затуманены слезами, и, смиренно глядя на небо, он оплакивал утраченную невинность.